Мы разбираем старые и новые фейки от церкви. Всё то, что обратило на себя внимание за последние недели или последнее столетие. У нас мало времени, всего одна тема — приступим.
Ритуальная нечистота в христианстве
Такая простая и с другой стороны, сложная тема.
- Можно ли женщине в критические дни заходить в храм?
- Можно ли прикладываться к иконам?
- Можно ли причащаться?
Кто-то говорит: “Нет, нельзя. Надо смириться и переждать”. Кто-то полагает, что можно. Но только тихо, без лишних дискуссий и шума на приходе.
В общем, складывается впечатление, что либо за столетие церковь так и не выработала четкого догматического учения о ритуальной нечистоте, либо никакого учения вообще нет. И сама это нечистота это какое-то благочестивое недоразумение, ставшее сегодня определенной практикой. В общем, делаем наш тест на правду!
Как было раньше?
В Ветхом Завете под ритуальной частотой понималось состояние человека или предмета, которое делало невозможным их участие в храмовом культе. Нечистыми объявлялись некоторые животные.
Однако ритуально-нечистые материальные явление не считались таковыми по своей сути. Это была скорее педагогическая практика, с целью выработки у еврейского народа опыта послушание Богу.
С заключением Нового Завета все ветхозаветные того утратили своё значение. Главным текстом подтверждающим эту истину, является мистическое откровение, полученное апостолом Петром и описано в Книге Деяний апостольских.
В Евангелии мы становимся свидетелями того, как Спаситель не просто отменяет ветхозаветные табулирования, Он их демонстративно нарушает. С пришествием Христа спасение человека осуществляется уже не через формальное исследование определенному фарватеру запретов, а путем участия в мистической жизни Бога, в причастии Ему.
Между Богом и человеком теперь уже нет никаких препятствий. И даже перепуганной кровоточивой женщине, в нарушении закона коснувшийся Христа, Он говорит:
“дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя”.
А вскоре и Пётр слышит повеления:
“что Бог очистил, того ты не почитай нечистым”.
То есть всё! Теперь уже никакие процессы человеческого организма, предметы или животные не могут быть препятствием для принятия человеком благодати. Таким препятствием может быть только личное осквернение, то есть грех. На этом построена вся логика Нового Завета.
И у первых христиан не было никаких вопросов относительно свинины, которую легко употребляли в пищу или относительно прикосновения к трупам. Мощи мучеников становились престолом для литургии, что было просто страшным сном для любого иудея. И только вопрос по женским днем продолжал волновать некоторых людей в христианских общинах.
Почему была такая неопределенность?
Дело в том, что обыденная культура, какие-то вот бытовые привычки, фольклорные образы, в которых росли первые христиане, они все формировались под влиянием язычества. А в античном язычестве взгляд на женский вопрос сильно отличался от евангельского “дерзать дщерь”.
Пифагор утверждал, что в истекающей из женщины крови сконцентрированы в избытке все болезни. Полиньи младший отмечал, что эта кровь является сильнейшим ядом. Собака, которую её коснется, тут же станет бешеной, а дерево, под которым сидит такая женщина, сразу же пропадет.
Даже великий Аристотель, логик и математик утверждал, что женщина в этот период может одним своим взглядом околдовать любого и способна притуплять острые ножи. А ещё он был уверен, что если эти дни у женщины совпадают с затмением, то “случится самое наихудшее зло”.
В ряде античных полисах женщинам в критические дни запрещали смотреть даже на небо, боясь внезапных стихий. Поговаривали, что если при закаливании свиней рядом будет такая женщина, то мясо свиньи непременно сгниёт.
На некоторых греческих островах женщин в менструальный период не пускали даже к колодцу за водой. Верили, что одного её присутствия в лодке достаточно для того, чтобы поднялся шторм. Именно отсюда, кстати, дошедший до нашего времени стереотип, что женщина на корабле к беде.
Различные персидские культы, очень популярны у римского населения утверждали, что появление критических дней у женщины это происки Ариманы, то есть дьявола. И поэтому в этот период женщина одержима демонами.
Она должна находиться под строжайшим надзором. Пищу ей давали с помощью длинных деревянных ложек и только на большом расстоянии. Её держали вдали от огня, так как считали, что она одним взглядом может осквернить любой очаг.
В античный период количество баек, страхов, невероятных каких-то по вере мракобесий, примет и просто бытовых ритуалов по этому вопросу было ну преогромнейшие.
И именно вот на фоне этих будничных житейских представлений и росли многие христиане, которые войдя даже в церковь не могли себе представить, что по данной теме может быть иная повестка.
Первые изменения
И уже в середине 3 века, глава римских христиан Святитель Климент вынужден как-то реагировать на эти закоренелые представления. В своих апостольских постановлениях он пишет, что:
“Никакое течение крови не может осквернить естество человека или отлучить от него Духа Святаго. Так как от Духа отлучают одно лишь нечестие и беззаконная деятельность”.
По-видимому, среди римских христиан основными проповедниками вот этой ритуальной нечистоты в духе и удел языческих представлений были именно женщины, как это не парадоксально. И Климент Римский обращается напрямую к ним!
“Поэтому воздерживайся женщина от пустых речей и всегда помни о сотворившим тебя и молись Ему. Ничего не наблюдая не естественного очищения, не родов, не выкидышей. Наблюдение эти пустые и не имеют смысла. Это изобретение людей глупых”.
И далее святитель уточняет:
“И рождение детей чисто и естественное очищение не мерзко перед Богом, который премудро устроил, чтобы оно бывало у женщин”.
И вот прошло ещё 300 лет, а римские женщины всё не унимались. И среди каких-то приходских римских матрон продолжали царить байки о том, что в такие дни нельзя ни в храм ходить, ни причащаться.
По крайней мере, в шестом веке по этому же вопросу вынужден выступать очередной римский епископ, а именно Святитель Григорий Великий.
Он пишет:
“Не следует запрещать женщине во время месячных входить в церковь. Ибо нельзя и ставить вину то, что дано от природы. И от чего женщина страдает помимо своей воли. Нельзя в такое время запрещать женщине принимать таинство святого причастия. Предоставьте женщин их собственному разумению. Если она не осмелится принять причастие из великого почтения — это похвально. Но приняв его, она не совершит греха и месячные у женщин не грешны, ибо происходит от их естества”.
То есть, святые отцы от жестокой критике в первые века перешли постепенно к практике, когда позволяли подобным представлениям присутствовать в церкви. Но не в ранге православного учения, а в форме простого благочестия.
Дидаскалия третьего века говорит, что христианка не должна наблюдать не какие дни и может причащаться всегда. И в это же самое время, Святитель Дионисий Александрийский пишет:
“Не думаю, что стоит”.
Повторение ситуации
Через сто лет всё так же повторяется. Святитель Афанасий Великий уверяет, что мысли о женской нечистоте это “дьявольские ухищрения, чтобы отвлечь нас от духовной жизни”. И тут же его преемник по Александрийской кафедре Святитель Тимофей ему противоречит. И он говорит:
“Должна отложить причастие доколе не очистится”.
Никаких решений вселенских соборов, никаких догматов и даже никакого консенсуса святых отцов по этой теме нет. Каждый относился к ней в зависимости от того, что видел перед собой на приходе.
Если Святитель Афанасий видел, что вокруг этой темы нарастало какой-то языческое зловерие и какая-то вот магия в духе античного мира, он категорически выступал против таких взглядов и учил, что никакое течение крови не оскверняет человека.
Если же Святитель Тимофей видел, что эта практика не вредит его пастве, он более того дает опыт духовной дисциплины, опыт смирения, то он соглашался с этим положением и поверием и писал:
“Ходить в храм можно, причащаться нельзя”.
Вывод
Ну и теперь главный вопрос: а как же к этому относиться нам? А как апостол Павел учил?
“Я знаю, и уверен в Господе Иисусе. Знаю и уверен, что нет ничего в себе самом нечистого, только по читающему что-либо нечистым, тому нечисто”.
Вот и весь ответ. Если на приходе практикуется педагогика в духе Святителя Тимофея Александрийского, то по смирению и ради трезвости духовной надо ей следовать. Если же на другом приходе практикуется мнение в духе Афанасия Великого — и его надо принимать, без смущения.
Каждая из этих практик имеет право на жизнь. За каждой стоят святые и определенные задачи. А какую выбрать решать вам!
Но что вот точно не стоит делать, так это враждовать этим двум моделям педагогической и догматической. Таков наш век!
